для разгону выложу своё с позволение сказать "творение",писаное года эдак полтора назад вчесть того что накатило... Пустота, со всех сторон только черное Ничто. Ни света, ни звука, ни движения. Только Тьма
И Беспредельность. Неожиданно во тьме и пустоте появляется свет. Тоненький лучик среди кромешного Мрака. Я тянусь к нему достигаю и вхожу. И тут как вспышка молнии меня пронзают Образы. Видится мне девушка в белом сарафане с подоткнутым подолом, жнущая серпом хлеб. Загорелые открытые плечи, серые глаза, русые косы, которые шевелит лёгкий ветерок. Она только-только закончила очередную полосу и теперь стоит у края поля. Вдруг как из под земли выскакивают всадники на маленьких мохнатых конях взлетают арканы. Картина расплывается и пропадает. Следующая картина невнятна и расплывчата, но кое-что понять всё же можно. Сначала я вижу её связанную на дне широкой телеги вместе с добрым десятком таких же мучеников. Потом грязный рабский помост. Свист бичей и взгляды, полные похоти от чужих мужчин, ненависти и презрения от женщин. Тьма и снова робкий лучик золотистого Света. Изба. В печке трещат дрова, горят две лучины, под одной из них сидит та самая Девушка, но уже за прялкой. Под другой крепкий светловолосый и светлобородый мужчина в простых холщовых штанах серой полотняной рубахе лаптях и онучах вырезающий что-то из деревянной чурки. Раздается стук в дверь, и он идёт открывать, через минуту возвращается обратно с двумя людьми один из них одет в богатый соболий полушубок нараспашку из под которого видна кольчуга, на узорном заморском поясе турецкая сабля и немецкий пистоль, другой в волчьем тулупе с торчащим из под него подрясником. Тот, что богато одет, обращается к тому, что в тулупе на похожем на русский, но непонятном языке.
-Пан Дворжецкий желает знать берёшься ли ты проводить его заблудившийся отряд до тракта?- скороговоркой глотая окончания слов произносит тот что в подряснике.
Девушка поднимает голову, вопросительно смотря на мужа. Он тоже смотрит на неё с недоумением. Тем временем пан Дворжецкий широким жестом срывает с пояса кошель, и швыряет его на стол. В открывшемся от удара кошеле тускло взблёскивают золотые монеты.
- Не надо мне золота паныч хмуро говорит мужчина - проведу вас коротким путём, верст пять точно выгадаете.
Подрясник, не ожидавший такого быстрого согласия, радостным голосом сообщает об этом Дворжецкому. Тот подозрительно смотрит на чересчур быстро согласившегося холопа, но ничего не говорит, а молча выходит прочь. Мужчина надевает тулуп, затёртую шапку, снимает с печи мешок и подходит к ней. Она молча встаёт и обнимает его, тем временем он что-то шепчет, она отстраняется, кусает губы и утирает выступившие слёзы снятым с головы платком.
Он крепко обнимает её и выходит. Бухает мёрзлая дверь, и она только сейчас осознав всё, дико вскрикивает и в рыданиях падает на пол. И опять сходит тьма, опять надвигается леденящая Пустота.
На этот раз в Пустоте появляется звук похожий на страшную грозу, и медленно возникает картинка. Поле, на полу разрушенные укрепления сеется мелкий дождик, Заливающий незрячие глазницы мёртвых в зелёных и синих мундирах. В густеющих сумерках, ведя в поводу коней, идут по полю казаки.
- Гля, хлопцы - говорит один - конь стоит, и как только выжил в эвтаком адище.
- Мож вернулся к хозяину мёртвому - отвечает другой старый и вислоусый раскуривая трубку.- ну да ему не нужон попытаю-ка счастья нехай пойдёт животина ко мне-то.
Он соскакивает со своего коня и идёт к тому, что стоит как статуя, уже беря одинокого коня за узду, он слышит слабый стон в куче тел под ногами.
- Братва.тута живой кто-то е !- кричит он – надо бы трупешников пораскидать!
К нему подбегают трое товарищей и начинают растаскивать завал из конских и человеческих тел. Вдруг очередное тело с окровавленной головой тихо вскрикивает в забытии.
- Братцы да вот он!
-Молодой-то какой, из господ видать, мундир уланской, - говорит кто-то
- Да славно его покромсали, вся голова в кровище, Гринь, дай каку-нить тряпицу почище перевязать хлопчика надоть - говорит бывалый. Ему дают кусок холстины, он снимает с раненого высокий кивер и окровавленные русые волосы рассыпаются по его рукам.
- Девка…- поражённо выдыхает он - хлопцы, девка! Надо же и как тока выжила-то?
Дрожащими руками он бережно перевязывает голову Девушки, а тем временем двое его спутников наскоро сооружают из своих пик и шинелей носилки, в которые бережно укладывают её …
И снова сходит Тьма. И снова вдалеке брезжит свет, но теперь он как отблеск далёкого пожара, кроваво-красный.
Я снова вижу её, но уже как двух разных людей по разные стороны зеркала. Вот одна из них идёт по Петрограду в колонне людей. Слева от неё идёт рабочий, справа о чём-то оживлённо спорят на ходу матрос с солдатом, а над колонной реют красные флаги. Другая тем временем смотрит на демонстрацию из высокого окна богатого дома на Невском. Ощущая при этом неясную тревогу. Потом картина дёргается вот та, что шла в колонне уже на деревенской улице с тачанки, что-то горячо говорит крестьянам. Рядом с ней всё те же. Рабочий в кожаной куртке и галифе с маузером у бедра, матрос и солдат с винтовками. Вторая в это же время в уральском городке провожает под трескучий оркестр своего любимого на бой с «большевицко - жидовской сволочью». Первая и суженный второй сталкиваются где-то невдалеке от этого городка в смертельном бою. Она в наскоро отрытой траншее лежит за пулеметом сражаясь за Мировую Революцию, он идёт на позиции в сомкнутых рядах тех, кто борется за Единую и Неделимую… Грохочущая пулемётная очередь, кровь молодого парня на колючей жухлой траве и смертельно раненая Девушка у пулемета. Картина ненадолго тускнеет и возникает опять, одна из них в бедной квартирке огромного заокеанского города. А вторая воскресшая в новой России стоит на обрыве над широкой рекой. А над рекой поднимается плотина электростанции. На лице той, что в бедной квартире в чужой стране написана какая-то обречённость. А на лице её близнеца на речном берегу вера, надежда и ожидание любви.
Сходит тьма в неё вклинивается рёв и грохот, и, передо мной проносятся сотни новых Образов. Вот она в панике выбегает из горящего дома, который ещё пять минут назад был тихим и спокойным, вот она отбивается, теряя силы от гнусно хохочущих солдат в серой форме, вот Она за станком на голом поле, освещённом многосотваттными прожекторами. Звуки не стихают, и она оказывается на снегу среди трупов и раненых, рядом с ней лежат лицами в снег около сотни здоровых парней. А над ними звонко свистят вражеские пули. Кто-то из них уже отползает назад в спасительный окоп, и тут Она встаёт в рост с автоматом, взятым из чьих-то мёртвых рук и первой бросается на кинжальный огонь вражеских ДОТов и почти сразу падает, пробитая десятком пуль, но те, кто трусливо лежали лицами в снег пять минут назад, уже ломят вперёд, задыхаясь в диком гневном первобытном рёве. И враг отходит, теряя всё больше и больше людей, вот Она уже с флажками на перекрёстке с указателем «Берлин»...
З.Ы.Не судите строго... А заканчивать просто страшно,т.е. конечно окончание было.но...